Хотел бы отдельным постом немного поразмышлять над полезностями в цитатах К.И. Юрчук.
Предварю это краткой справкой о фритредерском тарифе 1819 года из статьи
Таможенный тариф до середины 19 века:
"В 1819 г., во времена правления Александра I, началась работа по составлению нового тарифа, который вступил в силу в 1820 году. Это было вызвано заключением таможенных конвенций с Пруссией и Австрией, в связи с присоединением к России Польши. Данный тариф считается одним из самых умеренных, когда-либо действовавших в России. Он снял практически все запреты на импорт иностранных товаров и на экспорт русских. Некоторые импортные товары можно было ввозить беспошлинно. Пошлиной не облагалось сырье, вывозимое из России в Польшу и обратно. Одновременно с принятием нового тарифа в Одессе была введена зона порто-франко, что облегчало ввоз и вывоз товаров для иностранных купцов.
Между тем, тариф 1819г. нанес чрезвычайно сильный удар промышленности России не столько умеренностью пошлин, сколько той резкостью, с которой Россия перешла от строго запретительной системы к системе, допускавшей свободу внешней торговли. На российский рынок хлынул поток иностранных товаров, и промышленность страны не выдержала конкуренции. Влияние новой таможенной политики на внешнюю торговлю и на внутреннюю производительность сказалось настолько быстро, что правительство уже в 1821г. осознало ошибку, которую совершило. В 1822г. был принят новый, запретительный по своему содержанию, тариф.
В течении следующего двадцатилетия (1822-1842 гг.), в связи с огромным дефицитом госбюджета после смерти Александра и восшествии на престол Николая I, таможенная политика России носила строго охранительный характер. Хотя в это время была отменена часть запретительных статей, а некоторые пошлины сильно понижены, вплоть до издания тарифа 1841г. правительство неукоснительно держалось правила – допускать иностранные товары с пошлинами настолько высокими, чтобы они не могли подрывать русское производство. На те товары, которые не производились и не могли производиться в России, были назначены очень высокие таможенные пошлины, чтобы получать максимальный фискальный доход".
К.И. Юрчук приводит примеры ухудшения сбыта и возникновения сложностей, как у некоторых хрустальных фабрик - Кн. Витгенштейн в Минской, Полторацких в Тверской губернии (завод Кн. Юсупова в Московской губернии закрылся осенью 1826 года), так и у производителей стеклянной посуды в разных губерниях. Казалось бы, очевидный бонус судьбы для нас: больше арендаторов - больше клейм.
Но обратная сторона медали - переход многих стеклянных заводов на более рентабельное в это время производство листового стекла и разорение некоторых из них. Судя по тому, что в Списке фабрикантам и заводчикам РИ 1832 года Варваринский завод уже не упомянут, худший из вариантов постиг и его.
Среди вытекающих из вышеизложенного полезных выводов - некоторые (если не сказать "многие") из указанных в том же источнике производителей листового стекла - это сменившие профиль фабриканты питейной и прочей посуды. Изучая истории разных стекольных заводов, мы и так это поняли, теперь достоверно знаем и причину произошедшего.
Ещё нюанс. Представьте себя владельцем или арендатором фабрики, производящей питейную посуду, которую вы из года в год продаёте в мизерном количестве и вынуждены хранить в надежде продать позднее (наглядный пример в этом же топике). Купцы покупатели - люди ловкие, ко всему придерутся, чтобы сбить цену. "А что это у вас бутылки да штофики клеймены прошлым (позапрошлым) годом, отчего залежалися? Не оттого ли, что прежний покупатель нашёл их плохо закалёнными и оттого легко бьющимися?" Фантазирую, конечно, но купцы, полагаю, вопросы и позаковыристей придумывали и свою копеечку-другую скидки на этом чаще всего выигрывали. А ещё в такие времена, наверное, нередки были прошения о снижении налога. Из-за прекращения производства и очень плохого сбыта продукции предыдущих лет, как на Варваринском, например. Очень неловко будет, если инспектор обнаружит в такой момент продажу партии питейной посуды, клеймёной текущим годом. Или продукции предыдущих лет, которая, якобы, лежит мёртвым грузом на складе. Думаю, после года-другого проблем со сбытом любому заводчику пришло бы в голову, что лучше вообще не клеймить бутылки и штофы, или, по крайней мере, неплохо бы не указывать на клейме год производства. Приблизительно таким мне представляется объяснение редкости (на грани полного отсутствия) клейм-оттисков, датированных позднее, чем самое начало 1820-ых гг. (и до 1852 года).
И, наконец, замечательное свидетельство от арендатора Варваринского завода купца А. Шульца о том, что "...другие таковые заводы находятся в бездействии по случаю большого привоза из-за границы знатного количества иностранных вин в бутылках". К.И. Юрчук замечает, что есть и обратные примеры - заводы купцов Рыловых о затруднениях не сообщали. Иностранные вина в бутылках импортировали и раньше, продолжили завозить и после принятия в 1822 году запретительного по сути тарифа. Думается, устами А. Шульца до нас донесено типичное объяснение оптового покупателя питейной посуды, для которого покупка иностранных вин в бочках и розлив их по бутылкам, поставляемых отечественными заводчиками, стали невыгодны из-за резко подешевевших вследствие вступления в силу фритредерского тарифа "иностранных вин в бутылках", которые, к тому же, стали привозить " в знатных количествах", тем самым ещё больше снижая цену, по-видимому.
Таким образом, самое начало 1820-ых гг. для нас ещё примечательно и завозом в страну большого количества импортных винных бутылок, с немалым числом клейм-оттисков на них, надо полагать. Мне неизвестно, насколько вырос импорт иностранных вин в бутылках в эти годы по сравнению с предыдущими, но, думаю, эти бутылки, прибывая с боем посуды для добавления в шихту на стекольные заводы, должны были бы немало наследить клеймами-оттисками. Тема этих импортных оттисков огромная, кажущаяся иной раз неподъёмной (количество отечественных клонов таких бутылок и клейм-оттисков огромно), но сведения, полученные, благодаря К.И. Юрчук, для её освещения очень познавательны и полезны.
