Предваряю определение кратким конспектом статьи о Мшатке
отсюда. Статья там, по большей части, биографическая, поэтому многое пришлось оставить за скобками цитирования, стараясь, чтобы интересные нам факты и названия не ускользнули от внимания. Выделил кое-что, просто для привлечения внимания.
"На полпути между Меласом и Форосом при желании можно отыскать небольшой оазис парковой растительности. Это Мшатка (от горы Мшатка - средняя, греч.).
В середине 1820-х гг. здесь появилось имение "
Варино", основанное одесским чиновником Д.Е. Башмаковым. Его жену Варвару Аркадьевну (1802-1885) хорошо знали в великосветских кругах новороссийской столицы, но еще более известной там считалась ее сестра - музыкально одаренная Мария Аркадьевна Голицына, у которой часто бывал А.С. Пушкин и которой посвятил одно из самых лиричных своих произведений - "Давно об ней воспоминанье…". Сестры были дочерьми Елены Александровны Нарышкиной от первого брака со светлейшим князем А.А. Суворовым и внучками прославленного русского полководца А.В. Суворова. Родной брат их матери, Кирилл Александрович, владел соседним Форосом, где скончался в 1838 году, так и не успев сделать из него "одно из лучших мест в Крыму". Нарышкиных связывали узы близкого родства с генерал-губернатором Новороссийского края графом М.С. Воронцовым и, благодаря его протекции, они оказались в Крыму.
Муж Варвары Аркадьевны - полковник, действительный статский советник и кавалер Дмитрий Евлампиевич Башмаков (1792-1835). Вместе со всем семейством он был занесен в родословную книгу таврического дворянства, так как имел 6.000 десятин земли в деревне Чеботар (Дмитриевка) в Евпаторийском уезде и упомянутое выше "Варино", названное так в честь любимой супруги. Дмитрий Евлампиевич - герой войны 1812 года; сражался под Смоленском и на Бородинском поле, за что был награжден золотым оружием и орденами св. Владимира и Анны 4-й степени. Ушёл в отставку в 1819 году полковником кавалергардского полка. Какое-то время состоял чиновником по особым поручениям при Воронцове и один год выбирался предводителем Таврического дворянства. Умер довольно молодым, оставив вдову с тремя малолетними детьми, которая вскоре вторично вышла замуж и уехала из Крыма в 1839 году.
Имение перед этим она продала графу А.Д. Гурьеву (1787-1865), ещё одному одесскому знакомому Пушкина. Пользовался он им недолго и не оставил по себе особой памяти. Разве что поручил увековечить под своим именем бывшую дачу Башмаковых одесскому художнику и литографу Бигатти. Вообще, Мшатка того времени была более известна своими изображениями, чем событиями, связанными с ней, а еще все знали, что здесь росло гигантское ореховое дерево, "единственное в Крыму по своей громадности и развесистым ветвям". Автор одного из лучших путеводителей середины XIX века М. Сосногорова писала, что под ним могло укрываться "до ста верховых всадников".
Разграбленная и сожженная французскими мародёрами летом 1855 года, Мшатка во всех сводках Крымской войны уже фигурировала как имение Г.А. Кушелева-Безбородко, а в 1866 году в совершенно разрушенном состоянии пошла с торгов и была приобретена известным естествоиспытателем и публицистом Николаем Яковлевичем Данилевским (1822-1885). За два года до этой во всех отношениях знаменательной покупки, весной 1864 года, получив назначение начальником экспедиции для исследования рыболовства в Черном и Азовском морях, он снял дачу в Мисхоре и через некоторое время перевез туда молодую жену с маленьким сыном Григорием (1862-1869), через три года здесь родилась дочь Вера (1865-1904). В перерывах между основными занятиями Данилевским была написана самая знаменитая его книга "Россия и Европа"", которая с 1869 года печаталась главами в журнале "Заря", отдельное издание вышло в Санкт-Петербурге в 1871 году. В том же году и в этом же городе произошло другое радостное событие - родился сын Николай (1871-1944).
Предоставим слово Н.Н. Страхову (1828-1896), другу и биографу Данилевского:"Николай Яковлевич ни за собою, ни за женою не имел никакого недвижимого имущества; нечаянно представился ему случай купить на Южном берегу Мшатку, большое запущенное имение гр. Кушелева-Безбородько, продававшееся очень дешево. Тут был огромный сад, когда-то старательно возделанный, был виноградник, были развалины барского дома, сожженного французами в Крымскую войну, и был маленький дом управляющего. Данилевские для покупки собрали все свои деньги, и с 1-го июня 1867 года семья их уже жила в Мшатке".
Из благоприобретенных таким образом земель (более 100 десятин) добрую половину составляли скалы, откосы, овраги и дороги, следующая треть приходилась на дровяной лес и кустарники; двадцать с лишним десятин годились под разведение садов и виноградников; три десятины занимал декоративный парк. От прежних владельцев остались посадки кипарисов, небольшие рощицы маслин, миндаля и несколько маленьких виноградников. Тот, что лежал на западной окраине имения, назывался
Абильбах (в некоторых источниках поясняется, что название получил от урочища, на землях которого расположился, в переводе с татарского - Белый сад. Примечание Тымфа). Для начала пришлось разобрать развалины бывшего "барского дома". Восстанавливать их не было ни средств, ни времени, в семье ожидалось прибавление. На новом месте в 1868 году родилась вторая девочка, которую назвали в честь бабушки Варей (1868-1947). Случайно или преднамеренно, именем своим ей будет суждено напоминать о прежнем "Варино", о той далекой предшественнице, что насадила тут первые кипарисы, поставила мавританский фонтан и была счастлива в детях и муже. Больше того, имена её деда и мужа неоднократно здесь будут вспоминать. Ведь новый хозяин Мшатки - сам сын боевого генерала, участника "битвы народов" под Лейпцигом.
Первым привели в подобающий вид дом управляющего и поселились в нем. Думали временно, а получилось, навсегда. В архивах Крыма каким-то чудом сохранились его схематичный план и описание. Конечно, с архитектурной точки зрения в нем ничего примечательного не замечалось, зато тут происходило так много значительных событий и гостило такое количество известных в России людей, что описать дом, хотя бы в общих чертах, просто необходимо. Располагался он в центре усадьбы, на возвышенном крутом склоне, и был сложен из добытого на месте камня-дикаря. Крышу покрывала красная татарская черепица. Над тянувшимся вдоль склона фасадом выдавался ризалит с мезонином на две комнаты -кабинет и библиотека хозяина. Внизу насчитывалось семь комнат. Окна смотрели на южную сторону и радовали глаз обилием света и совершенно великолепными видами на сбегавший к морю парк, сразу три (собственные!) бухты в скалах и невероятно красивые очертания форосской горной гряды.
Шесть лет спустя после Варвары в Мшатке родились с небольшим перерывом сыновья Сергей (1874-1961), а за ним Иван (1877-1933). Супруги были счастливы в детях, родственниках, друзьях. Николай Яковлевич много и плодотворно работал, жена Ольга Александровна, урожденная Межакова (1838-1909) воспитывала детей и вела дом. Кроме своих пятерых, при них постоянно жили сирота Алексей Зреляков, гувернантка Елизавета Польнер и младшая сводная сестра Ольги Александровны - Мария Александровна, искусная мастерица, вышивальщица бисером, занимавшаяся также росписью по фарфору. Обе они происходили из Вологды, из почтенного дворянского рода Межаковых и приходились внучатыми племянницами святителю Игнатию Брянчанинову.
Через два года в гости к Данилевским приехал давний друг философа Н. Н. Страхов и стал свидетелем первых преобразований в их новой обители. "Мшатка им кажется еще красивее, чем мне, - сообщает Страхов в Петербург. - Они с большой живостью видят ее в ее будущем. Видят, когда там-то то-то будет посажено, где подрастут кипарисы, там будут дорожки и т. д. Николай Яковлевич ежедневно и с великой страстью трудится над созданием и украшением этой будущей Мшатки; на это устремлены все его мысли".
За каких-нибудь 15 лет на каменистой почве было акклиматизировано до трёхсот видов деревьев и кустарников с разных концов света: посажены редкие экземпляры киликийской, кефалонской, калифорнийской пихты, гвинейские кипарисы, североамериканские токсодиумы, липоцедрумы, целые рощи разнообразных по видам сосен, таких, как, теперь единственные на южном берегу, сосны Жеффрея и Бунге. В саду бесконечно что-нибудь черенковалось, сращивалось, подвивалось. "Садолюбием", - как однажды выразился Страхов, - были "заражены" все члены разросшейся семьи Данилевского. Особенно славился фруктовый сад, за которым ухаживали мальчики, познавая азы ботаники и цену труда, ведь недаром Николай Яковлевич считался самым крупным в России поборником воспитательной системы французского философа-утописта XVIII века Ш. Фурье. Дети, по его мнению, должны "заниматься производительным трудом без всякого внешнего побуждения, соперничая в соревновании и по собственному желанию обучаясь земледельческим работам".
Еще в раннем детстве между мальчиками распределили фруктовый сад. Старшему - Николаю досталось 600 саженей земли, среднему, Сергею - 400 саженей, младшему, Ивану - 200. "Создавая продукцию и давая доходы, они будут думать, что развлекаются", - считал их отец и воспитатель.
По воспоминаниям потомков, изысканные сорта груш: Фердинанд-Бере, Бере-Александер, Фердинанд-Дюшес были настолько хороши, что закупались фирмой братьев Елесеевых для своих столичных магазинов. (Согласно статье его правнучки Инны Рау, опубликованной в "Истории Петербурга", №2 (24), 2005 г., "Хозяйство ...было прекрасно налажено. Оно кормило большую семью, постоянно гостивших родственников и друзей и поставляло отборные сорта фруктов в Елисеевский магазин Петербурга и Москвы". - Примечание Тымфа). Не меньшее удовольствие доставляли плантации черешни, персиков, инжира, крупная сладкая филиппинская шелковица, росшая прямо под окнами дома, и съедобные плоды фисташки, которую прививали к диким крымским деревьям. Этому фруктовому великолепию ничуть не уступали деревья с "золотыми плодами" - кавказская и японская хурма.Сад был так тщательно возделан и научно обоснованно ухожен, что даже спустя столетие, оставшись без помощи людей, всеми силами сопротивлялся гибели.
Дом был открытый и гостеприимный. В этом отношении его хозяин, так же, как Толстой и Фет, занимал самую активную общественную позицию, чтобы "севши на землю", усиленным трудом и личным примером, "а не мошенничеством" строить образцовое поместье с целью доказать, что опорой сильного государства являются не нищий раб, не высокородный сибарит, а крепкий, зажиточный средней руки хозяин, сам работающий на земле и заражающий культурой труда и быта всех окружающих. Вероятно, на этой почве подружилась и даже впоследствии породнилась с Данилевскими семья генерал-фельдмаршала Д.А. Милютина (1816-1912). По его примеру она тоже осела на земле в своем крымском имении "Симеиз" и, пользуясь советами естествоиспытателя, ценою неимоверных усилий, превратила пустующие земли в цветущий сад. В глубине души бывший фурьерист оставался неисправимым мечтателем, ему все время хотелось организовать "феланстерий" из числа близких ему по духу людей. Однажды этой идеей соблазнился эстонский художник, академик живописи Иоганн Келлер (1826-1899). Попытался, но очень неудачно, организовать в Крыму колонию для эстонских учителей. Куда более плодотворными оказались его творческие усилия и педагогические способности.
Между тем на Мшатку надвигалась беда. В начале 1880 года, сначала в имении Раевских "Теселли", а затем и в самой Мшатке появилась завезенная из Америки болезнь виноградников - филлоксера. "Я хоть и продолжаю пребывать в Мшатке, - сообщал Данилевский другу, - но мирное житие из неё улетело, и наступило время брани. Мшатка и ее окрестности полны воинами христолюбивыми до края и даже через край переливаются". Никакие уже испробованные средства не помогали. Оставался один выход, считал ученый, выбирать из земли до последнего корешка лозу и сжигать ее. "Скоро, скоро водворится в доме отчем пустота - то есть мерзость запустения на Абильбахе. Вот что натворила крошечная и гнуснейшая филлоксера. Лучше бы не рождался Колумб на свет Божий", - в сердцах произнес Николай Яковлевич, заканчивая письмо. Было от чего упасть духом:
виноградники были основным источником существования семьи. Однако, как это бывало и раньше, в минуты опасности, Николай Яковлевич проявил себя несгибаемым воином и выиграл битву...".
Вот на бутылки с вином из того самого винограда, предположу, и ставились такие клейма-оттиски. Прислал их фото
лукичь, за что ему огромное спасибо.
По стилю оба клейма практически идентичны, поэтому, полагаю, оба они датируются после 1867 года. Едва ли Данилевский мог где-то отыскать и воспроизвести клеймо-оттиск времён расцвета имения "Варино" (о виноделии владельцев которого нам ничего не известно), скорее, сначала просто использовал прежнее популярное название, тем паче вторая дочка у него тоже звалась Варей. Впоследствии же использовалось название собственного имения, тем более, произошедшего от урочища, где располагался виноградник - Абильбах. Последнее позволяет предположить, что и "Варино" - название одного из виноградников в имении, тогда можно говорить не о преемственности, а об одновременном бытовании названий и бутылок с соответствующими клеймами-оттисками.
