Боровлянский завод И.И. Меньшикова

[Штирлиц]

По страницам статьи А.Д.Кузьмина "Звонкое стекло из зеленого бора. История семьи Меньшиковых и Боровлянского стеклозавода".

Скотопромышленники Меньшиковы.
Деревня Кузьмина расположилось на правом берегу Тобола в трех верстах южнее села Белозерского. В середине XIX века здесь проживало немногим более сотни жителей. Изначально ее населяли две родственные между собой фамилии: Петровы и Меньшиковы. Согласно семейному преданию Меньшиковых, прежде, до церковного раскола, они носили фамилию Цветовых, а затем сменили ее, чтобы скрыть от властей. Не то потому, что почитали их слугами дьявола, не то затем, чтоб не платить налоги, а, может быть, за то и другое вместе. Фамилия Меньшиковых – самая распространенная в Курганском округе – так отмечали потомков младшего из братьев в большой семье.
В «Памятной книжке Тобольской губернии на 1864 год» отображен тогдашний бизнес наиболее предприимчивых ее жителей: «Скотопромышленностью занимаются почти все курганские купцы и многие из зажиточных крестьян. Собственно в Курганском округе скот не разводится в огромных количествах и обыкновенно для скупки гуртов скота желающие отправляются в Петропавловск, куда он пригоняется в больших массах каждогодно из киргизской степи. Купленный таким образом скот летом пригоняется в Курганский округ, откармливается на довольно тучных пастбищах и осенью закалывается».
Именно этим промыслом и занимался с начала века крестьянин деревни Кузьминой Петр Дмитриевич Меньшиков. 31 декабря 1842 года Тобольская казенная палата причислила его с четырьмя сыновьями и двумя внуками в купеческое сословие по городу Кургану. Его дело продолжили сначала дети, а потом и внуки.
…Иван Иванович Меньшиков родился в тот год, когда его дед стал купцом. После внезапной смерти отца в шестнадцать лет остался главой большого семейства и взвалил на себя все его заботы.
Иван Петрович оставил в наследство трем сыновьям и дочери землю с деревянным домом в самом центре Кургана, на перекрестке Троицкой улицы и Троицкого переулка, 36 земельных участков в казенных дачах сел Тебенякского и Усть-Суерского, а также салотопенный завод в деревне Кузьминой.
Вместе со своим помощником и другом, арзамасским мещанином Василием Васильевичем Шкариным, Иван Иванович ездил в Акмолинск и Атбасар, скупал овец и перегонял их в Арзамас, где его партнерами были купцы Крестовниковы, нуждавшиеся в сале для своего свечного завода.
В девятнадцать лет Иван Иванович полюбил дочь арзамасского купца Надежду  Алексеевну Фадееву. Однако будущий тесть не удовлетворился тем, что зять носит звание купеческого сына, и настоял на том, чтобы Меньшиков прочно причислил себя к предпринимательскому сословию.

Стекольный завод И.И. Меньшикова старшего.
А теперь переместимся немного севернее, вернемся в недалекое прошлое и  углубимся, извините за тавтологию, в Боровлянский бор. Здесь, в Тебенякской волости, на берегу озера Пустынное,  в 1788 году, с разрешения Тобольской казенной палаты, крестьянин Бархатов построил стекольный завод (о стекольных заводах Бархатовых ЗДЕСЬ). В 1802 году он продал предприятие мещанину города Тобольска Ивану Палаумову. В 1833 году его сын Александр перенес стеклозавод в село Боровлянское. И причины к тому были. По постановлению Кабинета министров, изданному в марте 1830 года, в селе был закрыт каторжный винокуренный завод.  Предписывалось «ненужных людей (колодников) обратить на поселение, а чиновников уволить».  Свободу получили сразу 235 человек. Всех их приписали к сельскому обществу и наделили каждого пятнадцатью десятинами земли «со льготами для домообзаводства сроком на три года», после чего с них полагалось «взимать налоги наравне со старожилами». Именно рабочая сила привела к оживлению стекольного производства.
Однако наследник Александра Ивановича, сын Иван, оказался картежником и пьяницей, интереса к производству не проявил. Вдова Александра Ивановича наделала долгов  и в 1870 году вынуждена была объявить о продаже завода. Тогда-то и присмотрели его братья Меньшиковы. К этому времени нуждавшиеся прежде в бараньем сале свечные заводы стали переходить на более дешевый стеарин, и скотопромышленники решили отказаться от дела, которое составило их капитал, сосредоточив свои интересы в стекольной промышленности. Тем более, что по договору в куплю-продажу входили и рецепты.

[Штирлиц]

1836-1919 г.г. - Боровлянский стекольный завод пос.Стеклозавод Белозерской волости Курганского уезда Тобольской губернии.
1919-1924 г. г. - Боровлянский стекольный завод пос.Стеклозавод Курганского округа Уральской области.
1924-1927 г.г. -Боровлянский стекольный завод пос.Стеклозавод Белозерского района Уральской области.
1927-1934 г.г.- Промышленная артель им.Кирисика Белозерского района Уральской области.
1934-1943 г. г.- Промышленная артель им.Кирисика Белозерского района Челябинской области.
1943-1948 г.г. - Промышленная артель им. Кирисика Белозерского района Челябинской области.
1948-2000 г.г.- Боровлянский стеклозавод им.Кирисика Белозерского района Курганской области.

[Штирлиц]

Завод на р. Ниап.
Став заводчиком, Иван Иванович Старший тут же надумал перенести производство на новое место. В апреле 1872 и в январе 1873 года на сельских сходах он добился от крестьян села Боровлянского выгодного контракта. В нем Меньшиков выхлопотал для себя земельный участок: «1. Восемь десятин земли я беру в безусловное мое владение на реке Нияп, где я имею право …по своему усмотрению поднять воду, устроить мельницу в течение 49 лет с тем условием, что на арендуемой земле я мог устраивать фабричные заводы и вообще промышленные заведения по собственному моему усмотрению, в чем Боровлянское общество препятствовать мне не может. 2. Я обязуюсь уплачивать каждогодно 24 рубля, вносить эти деньги в Тебенякское волостное правление в пользу Боровлянского общества. 3. Я, Меньшиков, обязуюсь не истреблять существующие на аренде леса и соблюдать на этот предмет законные условия».
Можно предположить, что обзавестись заводом Иван Иванович задумал много раньше. Иначе как объяснить, что своего младшего брата он отдал учиться не куда-нибудь, а в университет, и вернулся Дмитрий Иванович Меньшиков с так нужным для дела дипломом физика. И ведь так удачно – к началу строительства завода. Ему-то и выпало вести производство, набирать и учить рабочих.
Поначалу Дмитрий Иванович на средства семьи построил заводик, который выпускал фосфорные спички в цилиндрических коробках. Проработал тот недолго и сгорел в 1905 году.

На заимке Меньшиковых кроме производственных цехов стеклозавода на средства хозяев были построены три дома для владельцев, четырнадцать домов, казарма и флигель для служащих, дом конторщика, девять казарм и четыре избы для рабочих.
Через какое-то время рабочие выразили недовольство Дмитрию Ивановичу по поводу невысокой, на их взгляд, зарплаты. Обычно склонный к переговорам заводчик на сей раз отказал наотрез:
- И не стыдно вам, господа, разговаривать об этом? В чьих домах вы живете? В моих. Сколько вы мне платите за жилье? Ни копейки! Чьи дрова вы жгете в своих печах? Мои. Разве вы мне платите за дрова? Нет. Так что же вы хотите?
Дмитрий Иванович так и не обзавелся семьей. Однолюб по натуре, он вручил свое сердце Вареньке Маныловой, а она вышла замуж за далматовского купца. По словам жены рабочего, Татьяны Михайловны Белоусенко, с молодых лет Дмитрий Иванович был человеком неиссякаемой энергии, редкой находчивости и неимоверной работоспособности. Если того требовало дело, он мог сутками оставаться на ногах, кое-как питаться, но найти решение. Пока не добьется своего – не уступит и не устанет. Но если подвернется час веселья – не найдется человека изобретательнее его на разные озорные выдумки. Любил покуражиться, поспорить с кем-нибудь на крупный куш, побороться с мужиками или рабочими. Поощрял кулачные бои и победителю обязательно выставлял ведро водки.
Когда подросло новое поколение в лице племянников, то есть сыновей Ивана Ивановича, Дмитрий Иванович отошел от дел, проводя большую часть года за границей или в Крыму. Умер он в Ялте в 1901 году, но завещал похоронить себя на родине, что и было сделано. Могила его находилась в церковной ограде, за алтарем Успенского храма в родной деревне Кузьминой. По завещанию Дмитрия Ивановича на каменном надгробии была выбита его  подлинная родовая фамилия – Цветов.

[Штирлиц]

Иван III Меньшиков.
Бедой семьи задолго до описываемых событий стал старший сын Ивана Ивановича, Владимир. Он выпивал, играл в карты, не поддаваясь внушению отца и матери. Тогда отец выделил ему имущественный пай и предложил покинуть Курган. В семье его имя никогда не упоминалось. Во время первой мировой войны Владимир Иванович, живя в Москве, занялся поставками в армию и окончательно разорился. В 1916 году его жена с дочерьми Марусей и Наташей приехала в Курган просить материальной помощи и жаловаться на мужа. В годы революции шансов выжить у него не было никаких…
Предвидя, что стеклозавод из рук бездетного Дмитрия Ивановича перейдет к племянникам, Иван Иванович отправил своего второго сына, тоже Ивана Ивановича, в Санкт-Петербургский технологический институт изучать химию. По окончании курса Иван Третий, как его называли потом в Боровлянке, поехал в Германию, постигать практику на частном стекольном заводе. После смерти отца стал главой семьи. За советом к нему приезжали братья Петр и Николай, сестры Вера и Лидия.
Еще до возвращения Ивана Ивановича Младшего из-за границы Дмитрий Иванович задумал реконструкцию завода. В своем новом виде тот имел горшковую и ванную печи, четыре газомета для их обогрева, двенадцать опечек для прокалки стекла, вытяжной обжиговый рукав, гончарный и шихтовый цеха. Особенно много души владелец завода вложил в ванную печь, которая была высокопроизводительной, могла дать более двадцати смен в месяц.
Возвращение племянника и обрадовало предпринимателя, и огорчило. Осмотрев завод, Иван Иванович Младший высказал свое мнение прямо:
- Нам нужно сделать главную ставку не на ванную, а на горшковую печь.
- Но горшковая печь обещает нам от силы шестнадцать смен в месяц, - возразил Дмитрий Иванович.
- Зато из горшковой печи стекло выходит мягче, гибче, эластичней и при резке почти не дает брака. А стекло из ванной печи – хрупкое, при резке от него получается от двадцати до сорока процентов брака.
В общем, убедил. Однако любовь отменить нельзя. Дмитрий Иванович до последних своих дней поговаривал о реконструкции стоявшей без дела ванной печи в горшковую, но так и не собрался реализовать свой замысел. И ванная печь навсегда осталась «новой». В 1920-м году она была утрачена почти полностью. В 1924 году о ней упомянули даже в отчете, направленном в ВСНХ: «На заводе бывшем владельцем построена была Сименсовская печь-ванна самой несложной конструкции, но она сгорела, а остались только нижние топные камеры – все остальное уничтожено».
Предложение Ивана III в тех обстоятельствах было единственно верным. Главные конкуренты Меньшиковых – Поклевский-Козелл, Злоказов и Комогоров шли впереди, поскольку их производства находились вблизи железных дорог. Из Боровлянки же приходилось везти стекло  90 – 100 верст на лошадях, что увеличивало себестоимость товара. Меньшиковы могли завоевывать покупателя только качеством, что они и делали.
Юрий Иванович Меньшиков вспоминал: «Качеством стекла, его  повышением мой отец занимался до последних дней жизни на заводе, выискивая как можно более чистый от железистых материалов песок, употребляя для особых заказов (например, аптекарской, лабораторной посуды) молотый чистый кварц, обесцвечивая стекло присадками марганца, кобальта. Для улучшения качества уже на моей памяти неоднократно проводились опытные плавки».
В поисках сырья Иван Иванович Младший изъездил Западную Сибирь и казахстанские степи на сотни километров, порою, впрочем, обращаясь к коммивояжерам. Так, 19 января 1912 года он заключил договор с отставным чиновником Николаем Михайловичем Суриным арендовавшим казенный участок на пятнадцать лет, договор, согласно которому получал право добывать глауберову соль из озер Ораз-Улькон-Сор и Ораз-Джарты-Сор Семипалатинской области в количествах не менее 5 тысяч пудов с каждого в год. Для этого предприниматель построил на берегу озера Ораз-Улькун Сор два дома, склад и небольшой заводик. В договоре он пояснял: «Рабочих мне при этом требуется: два человека подбрасывать соль в печь и дрова в топки; два человека подвозить сырую соль с озера и дрова к печи, один человек ссыпать сухую соль в мешки. Перегребают соль с одной половины пода в печи и выгребают соль из печи все пятеро вместе».
Вернемся к рассказу сына Юрия: «О достигнутом качестве достаточно говорит такой случай. В январе 1920 года мы с мамой Верой Валентиновной сидели у Чернышовых, моей двоюродной тетки по отцу, в городе Томске. В это время к ним заходит стекольщик, чтоб застеклить разбитое окно. Мама заметила, что стекло со свилями, пузырями. Тогда стекольщик с возмущением ответил:
- А вы что хотите? Это стекло еще доброе, а красноярское еще хуже. Если бы было, так поставил бы и меньшиковское. То без свилей, без пузырей, и мягкое – не крошится. Так где оно? Его уж давно нет.
Конечно, нам с мамой такой отзыв был как маслом по душе.

Основной продукцией завода было оконное стекло. Кроме того, выпускались бутылки, мелкими партиями аптекарские пузырьки (разных цветов), простые «деревенские», иногда лабораторная посуда (самая простая), выпускались кринки с пережимом у горла».

[Штирлиц]

К 1910 году состояние компании «И. И. Меньшиков и сыновья» достигло миллиона золотых рублей, а к 1915 году – семи миллионов.  Но это вовсе не означало, что семья разбрасывала деньги направо и налево. Иван Иванович Старший, как глава всего дела, платил сыновьям за работу по сто рублей в месяц. Когда после его смерти во главе дела встал Иван Иванович Младший, по общей договоренности ему положили двести рублей.

Мастера стеклоделы.
Стеклоделание – это искусство. И давалось оно не каждому. Звание мастера-стеклодува присваивалось лишь отдельным рабочим после долгих лет труда в помощниках, которых называли баночниками. Большинство так и оставалось «вечными баночниками».
Что же до женщин, то считалось, что квалифицированная работа – не для них. Они могли рассчитывать только на подсобные работы.
За всю историю завода лишь одна женщина выразила свое несогласие с этим порядком вещей. Читатель с нею уже знаком. Звали ее Настя. Она не раз пыталась доказать в цехе, что способна на большее. Над ней лишь посмеивались.  Тогда Настя пришла к Дмитрию Ивановичу:
- Допустите меня в баночники.
Хозяин решился испытать работницу. Через два года Анастасия Матвеевна Селеткова стала одной из лучших баночниц завода. По общему мнению, только замужество и роды не позволили ей продвинуться в мастерстве дальше.

История еще одного рабочего предстает перед нами в рассказе Марии Степановны Парфеновой. Он характеризует заводские нравы и столь необычна, что грех было бы не привести его здесь: «Рыжий мужичоночко по фамилии Салеев в худом зипунишке, веревкой подпоясанный, с рыжей клочкастой бородой стоял на верстаке завода, невинно и робко взирая на то, как огненные шарики в руках рабочих превращались в бутылки.
- Что, паря, глянется наша работа?
- Да ничего, только ек-та всяк дурак сумеет, дуй-дуй-дуй – и будешь стеклодуй.
Рабочие расхохотались:
- Ишь ты, какой прыткий паря, попробуй вот подуй, посмотрим, выйдет ли из тебя стеклодуй.
- А что, и попробую!
Один из рабочих незаметно смазал смолой сосок трубки, набрал в нее стекла, подал Салееву. Салеев вытер краем рукава смолу на соске трубки, что есть силы дунул. Шарик мгновенно надулся и лопнул.  Рабочие захохотали:
- Ловко у тебя, паря получилось, а как же теперь ты выдуешь бутылку?
- А теперь? А теперь я вам покажу, как надо дуть, - серьезно сказал Салеев. – Мне нужен помощник.
Сбросив сермяжный зипунишко, рыжий бородач ловко, профессионально уверенным движением набрал из тигля стекломассу, и опомниться не успели наши мастера-стеклодувы, как в руках Салеева родился удивительной красоты и точности предмет! Это был черт. С рогами, ушами, глазами, носом и ухмылялся физиономией, с задорно закрученным хвостом, а внутри утробы черта  при помощи сжигания смолы, как зеркало, переливались серебристые блики. Затем Салеев изготовил графин и поместил в него черта. Сработано все было виртуозно. Ловко, быстро, красиво!
За все время существования завода такого чудо-умельца на нем еще не было. Потом оказалось, что Салеев такой же виртуозный гармонист, и впоследствии рабочие сложились деньгами и помогли ему приобрести гармонь особой, им самим придуманной конструкции и изготовленную не менее искусным гармонных дел мастером Шатровым, по основной профессии тоже рабочим-стеклодувом.
Молниеносно завоевав невиданный авторитет не только у давних собратьев по профессии, но и у хозяев,  Салеев был принят на завод исключительно почти для поделки художественных предметов из стекла. Изделия из рук Салеева покорили сердца поклонников и знатоков искусства, на рынке заняли прочное место и продавались очень дорого. Хотя заработок самого творца был немного выше сортового мастера первой руки.
До приезда к нам на завод Салеев работал под Москвой в городе Гусь-Хрустальный, там он и научился искусству художественного стеклоделия.

[Штирлиц]

На случай раздела между братьями существовала негласная договоренность. Иван Иванович оставался владельцем стеклозавода. Петр Иванович вступал во владение всей собственностью, что находилась в Кургане. Николай Иванович, самый младший из трех, предпочитал образ жизни рантье, увлекался только теплицей и фотографией, в чем достиг определенных успехов. Он попросил оставить за ним хутор, расположенный в 30 верстах севернее стеклозавода.
Братья Меньшиковы покинули завод в конце лета 1919 года, с приближением Красной Армии. Предприятие было национализировано, то есть перешло в собственность государства.
8 июня 1922 года состоялось заседание госкома, где руководители этого уважаемого учреждения пришли к выводу: «Положение дел на заводе очень неважное, рабочие, в силу того, что паек за май был выдан несвоевременно (в мае только 10 фунтов /хлеба/, остальное додали 3 июня), не желали работать..., а кроме того, рабочие завода почти все занимаются сельским хозяйством и летний период для них является временем работы на полях, а не на заводе».
Стало быть, совет революционеров 1905 года помог людям выжить в голодные революционные годы, последовавшие за 1917-м!
«Учитывая такое положение, приходится констатировать, что работа завода не может идти хорошо, уже сейчас получаются перебои, выдуваются не все восемь горшков, а только пять-шесть, остальные опять поставляют в печь. Таким образом, вдвойне тратятся дрова, и, как видно в дальнейшем, основная рабочая сила, халявные мастера (халява – заготовка для производства листового стекла) не идут работать полностью, отвлекаясь на сельскохозяйственные работы, а с отсутствием мастеров остальная рабочая сила не будет загружена работой. Работы же сокращать совершенно невыгодно.., ибо расход как топлива, так и рабочей силы нисколько не уменьшается». Поэтому с 12 июня по решению госкома завод прекратил «выдувку стекла».
Через несколько месяцев он возобновил свою работу, уровень производства в сравнении с работой Ивана Ивановича Меньшикова, конечно же, никуда не годился из-за расцветшего здесь разгильдяйства. 5 сентября 1922 года в письме Челябинский губторг, например, отмечал такую претензию: «В полученной последней партии стекла оказалось чуть ли не в каждой четверти большое количество боя, каковой, как видно, произошел вследствие неудачной упаковки…». Если при Меньшиковых завод выпускал 2 000 ящиков полубелого стекла в год, то в годы новой экономической политики – лишь 180.
В конце лета 1919 года Иван Иванович Меньшиков вместе с сыном Евгением и племянником Евгением Сокольским уехал в Акмолинск, где служил в губернском совнархозе, читал лекции по истории техники. В 1920 году вся семья съехалась на курорт Боровое. Иван Иванович руководил поисково-разведочной партией по нерудным ископаемым. Как бывшего капиталиста, его неоднократно арестовывали, и всякий раз на допросах интересовались золотым запасом семьи. Однажды едва не дошло до расстрела – заступился бывший рабочий стеклозавода Иван Медведев. В 1921 году Ивану Ивановичу предложили работу на кафедре химии омского вуза, но он отказался. Звали его и управляющим на родной завод, но и в этом случае он согласия не дал. В августе 1922-го, после очередного ареста и перенесенной холеры, Иван Иванович заболел менингитом, и это была последняя из его бед.
В этом же году заводу присвоено имя Петра Николаевича Кирисика (большевик, участник партизанского движения Западной Сибири, погибший в 1921 г).
Весной 1924 года помощник управляющего Курганского госкома Ширяев писал в институт силикатов ВСНХ: «Стекло далеко не отвечает тем требованиям, которые предъявляет сегодня рынок, хотя наша продукция целиком запродана почти на весь 1924-й год». Население поселка к этому времени уменьшилось до 85 семей.
Завод не раз закрывался, и все же благополучно просуществовал до конца 1990-х, когда во второй раз не вписался в рыночные отношения. На этот раз – окончательно…

[Тымф]

Спасибо, интересно! 

В силу работы над восстановлением здоровья как-то пропустил материал, а до этого читал только о поздней истории завода.