Ленстеклотрест

Часть 7.
Отдел Сбыта Продукции. Куда и как она продавалась.

       Всю вырабатываемую посуду, годную для пивоваренных и водочных заводов, паковали в рогожные кули особые кладчики для посуды, с пометкой своей фамилии, сокращённо. Погрузка производилась ежедневно, и подача вагонов была не ограничена - сколько угодно: вагон, два или даже пять – в зависимости от наличия. Большого запаса на станции не было даже. Грузили с подвод, отправляли более на заводы в Москву, как, например, Трёхгорному Пивоваренному заводу и другим, - грузили только вполне годную для этих заводов посуду; а погрузка происходила брачная, то эта грузилась специально на Склад в Москву, где её покупали для нужд другого потребления. Никаких актов о негодности не составлялось, - негодную не грузили на водочные и пивоваренные заводы. Никакого боя не было, так как упаковка была качественная, и сам кладчик посуды был заинтересован в этом – не получить штрафа за бой.

С момента пуска и работы трёх ванных печей Московский Склад вынуждены были увеличить, так как все вагоны с продукцией шли через склад, а там сам покупатель, согласно накладной, приложенной в вагоне, брал то количество, какое ему требуется, ту или иную посуду. Если же посуда была не та, какая ему требуется, то брали из запаса, а пришедшую, если она ему не требуется, выгружали в склад. Особых трудов с кулями не было, так как они были не очень тяжёлые и хорошо упакованные. Их сгружали спешно: пришедший вагон с посудой с того или иного завода вновь нагружался обратно стеклобоем, в котором наш завод имел большую потребность. Так как вся отправляемая в адреса тех заводов посуда поступала в очень скором времени, никакой задержки не было - железная дорога доставляла очень аккуратно. Прибывшая с Храповицкой ветки на Волосатую посуда отправлялась тут же, с первым товарным составом, потому что они были заинтересованы этим стекольным заводом, имея уважение со стороны заводчика Голубева.

Всю упакованную посуду возили возчики деревни Галанино; вначале задействовано было 15 лошадей, а последнее время их стало ходить уже более 20, а иногда доходило и до 30 лошадей из двух деревень и из самого завода. Частично иногда помогали из деревни Малюшино, и уже стали приобретать лошадей и наши выходцы из рабочих, которым надоело работать в гуте, – эти жили около завода, как, например, Смирнов Иван Антонович, братья Капустины – Фёдор Васильевич и Егор Васильевич, Асотов Алексей Кириллович, Голубев Павел Алекс, Скворцев Яков Гаврилович, Кабанов Алексей Сергеевич, Шкетов Иван Викторович и ряд других возчиков.

Количество грузов приходило ежедневно от 5 до 8 вагонов – как материалов, так и продуктов питания. Так как первое время станция Храповицкая II ещё не была построена, то поезда доходили до станции Храповицкой I и далее на Болотское, - нашу продукцию возили на Болотский тупик, который в настоящее время использован Ликинским Доломитным карьером под погрузку доломитовой муки. Там наш Стекольный завод построил временный склад для хранения всех грузов – он находился от стеклозавода примерно в 17 верстах. Склад был не очень большой – не более, как на два вагона посуды и три вагона разных материалов. Да большой и не требовался - вагоны подавали ежедневно, сколько угодно. На Храповицкую ветку вагоны подавались в неограниченном количестве, а тем более, что прибывшие с грузом продуктов питания для стекольного завода обратно не уводили, а грузили той посудой, которая имелась и будет доставлена в тот день. Сами возчики делали почти ежедневно примерно две поездки. 15-20 лошадей брали 250-280 кулей с посудой, а обратно клали другой груз – бой и сульфат в бочках, и иные материалы и продукты.
А теперь - какое движение было тех возчиков.

Чтобы не было простоя в поездках, сами возчики между собой договаривались брать всю пакованную посуду, какая имеется, раскладывая все кули пропорционально, а так же и обратный груз, кому чего везти, – согласно упитанности лошадей. Можно привести такой пример - самые хорошие, упитанные лошади были: у Котова Ивана Тимофеевича – 3 лошади, у Павлова Макара Ф. – 2 лошади, у Соколова Павла Ивановича – 2 лошади. Эти лошади брали обратный груз, как то: сульфат в бочках и стеклобой, а также, когда приходил вагон или два с мукой, то её тут же, из вагона, поднимали таким количеством лошадей. Но так как расстояние очень далёкое (делали ежедневно 70 вёрст), возчики, чтобы не утруждать своих лошадей, делали в неделю вместо 12 поездок только 9, без ущерба на то. Но когда открылась Храповицкая II, то расстояние стало только 6-7 вёрст, и положение очень улучшилось. Был построен больший склад для посуды и материалов, и сами возчики стали делать не две, а иногда даже по четыре поездки. Нагружали груз со станции Храповицкой II, оставляли его у себя в деревне на ночь, а утром его привозили на стеклозавод и там брали упакованную посуду. А когда стали работать три печи, и отправка увеличилась - стали уже возить на склад в запас до первой погрузки её. Все грузы приводили в адрес стеклозавода и его магазинов и отправляли без задержки, так как стеклобой и сульфат был очень нужен.

Часть 8.
Отдел Снабжения материалом, и откуда он доставлялся.

Все необходимые материалы, сырьё – приходили. Сульфат доставлялся в достаточном количестве, сколько только требуется, без перебоя, даже запас был от двух до трёх месяцев, в деревянной таре, с перепиской завода с заводом. Песок белый добывался из недр близ завода, в лесу, около деревни Полхово. Он подвозился оттуда на пруд, где мылся специалистами, которые возили его и промывали – это делали для горшечной и белой печи, а для других печей шёл жёлтый песок, который добывался в самом заводе, напротив в леса Храповицкого. Перебоев в доставке не было.
Стеклобой грузился с водочных заводов из Москвы, с Трёхгорного пивоваренного завода и других.

Глина для гончарной мастерской сначала, когда была горшечная печь, доставлялась из-под Мошка, от деревни Васюнино; а потом, согласно переписке, доставлялась и приходила из Воронежской губернии, а также оттуда приходили и другие грузы: для постройки и ремонтов ванных печей – стеновой и донный брус и колпачный шамотный и динасовый огнеупорный кирпич. Солома и сено для упаковки посуды покупались в местных ближних деревнях около завода – такое количество пудов, что даже страшно глядеть: большие омёты, скирды, от трёх до пяти примерно – около полутора тысяч пудов и более. Никакой задержки с ней не было. Кули мочальные частью вырабатывала на заводе группа спецов: Галкин Фрол, Чуркин Игнат, Нестерков Иван Нестерович, Царьков Фёдор, Ивченков Леонтий, Харитонов Павел. А большая часть вагонов приходила из Мордовских губерний.

Лапти для рабочих, разных размеров, привозили из Гусевского и Меленковского уездов, где этим делом занимались несколько деревень, как то: Ильино, Маха и другие деревни.
Привозили и другие материалы и продукты для магазина. Вся мука: ржаная, пшеничная, разных сортов – доставлялась с мельниц купцов Бугрова и Башкирова в Нижнем Новгороде – несколько вагонов; остальные грузы – продукт из разных городов: Москвы, Саратова и других. Топливо - дрова и пень - доставлялись возчиками ближних деревень (Мызино, Дорофеево, Нагорное, Колодино, Демидово) к стекольному заводу из лесоделянок Петрячинской /Петрягинской?/ дачи, Ефросиньевской дачи, Лосева Бора и других лесных дач. Заготавливались теми же рабочими этих деревень. Ходили и возили дрова примерно от 100 до 150 лошадей в день. Такое количество за зимний сезон, за 4 месяца, составляло примерно около 13000 сажен. Запас дров был от 1 до 2 лет. Печь дров сжигала мало, была устроена экономно – но когда работали 3 печи, то дров шло более, и сжигались они нерентабельно.

Вот я приведу такой пример. Технорук Кирсанов Георгий Дмитриевич проживал на Малой слободе. И когда он увидит, что из трубы идёт чёрный дым, то он как угорелый бежит в гуту к шуралям, и начинается ругань с ними - по недосмотру излишняя шуровка, которая бесполезна: сильный напор самого дыма очень влияет на температуру печи. А тем шуралям это очень выгодно: они нашуровали дров целую газогенераторную коробку – и свободны. Это недопонимание было с их стороны.

Дрова из лесу вывозились 75 сантиметров – это для газогенератора, 50 сантиметров - для отопления квартир рабочих. Сама заготовка дров производилась в мелком виде. Чураки кололись на месте, в лесу, на полено. Сами чураки большие из лесу не брались при вывозке. Пень заготовлялся очень мало, так как таковой заводу не требовался: очень смолист. Только и должен идти, что на выработку дёгтя и смолы. В первое время была ещё заготовка пучка из мелкого кустарника для отопления квартир рабочих и других учреждений.

Дровяной склад огорожен не был: хозяину и не было надобности его огораживать, потому что никакого хищения дров со склада не происходило. Каждому рабочему разрешалось брать дрова со склада. Посередине самого склада, где по обеим сторонам находились дрова, была проложена узкоколейная железнодорожная линия для подвозки дров на отопление газогенераторов трёх печей. Ходила специальная вагонетка, которую двигала лошадь. Но были недостатки в том, что сама линия не могла обслужить склад: от каждой поленницы-то приходилось той же лошади на дрогах подвозить дрова к пролегающей линии, а оттуда на вагонетки. И та же лошадь двигала вагонетку, а иногда даже и две.

Часть 3.
Как проходил процесс работы в гуте.

       А теперь необходимо обрисовать, как проходил процесс работы в гуте. Как уже было описано ранее, была построена горшечная печь на 5 горшков, а потом после холодного ремонта их количество было увеличено до 7 горшков, а после другого холодного ремонта, - до 10 горшков. А потом была реконструкция, и горшковые печи были заменены более качественными ванными печами системы Сименса. Сначала была построена ванная печь для белого стекла, а потом, ввиду того, что стекольный завод стал иметь большие заказы на посуду, была построена вторая ванная печь, для красного стекла, для выработки пивной посуды. Вскоре ввиду расширения и большого спроса на вырабатываемую посуду была построена и третья ванная печь, для тёмного стекла, для выработки посуды под вина. Но так как три печи без холодного ремонта работать не могут, то была построена запасная, четвёртая ванная печь, но к работе она так и не приступала.
Когда была горшечная печь, то наварка печи происходила более тяжело, так как там необходимо смотреть, как идёт варка, не будет ли течки горшка: если стекловар проглядел, то стекло может вытечь, и будет ущерб затраченного состава – это хозяину не по душе. А с момента постройки ванных печей положение очень улучшилось, здесь не так уже надо стало смотреть, как ранее – здесь только приходится наблюдать, как проходит варка стекла, и всё это в печи, а не в горшке.

Пока не сварится стекло, стекловар с помощником не уходят с рабочего места. Вот стекло готово. Стекловар докладывает хозяину Сергею Ивановичу, а тот берёт железную трубку и протягивает в окно печи, берёт пробу: как оно - чистое, хорошее? Вместе с управляющим Львом Ивановичем, как его называют сейчас, «начпроизводства», приказывает гутенскому приказчику Сергею Сергеевичу Маслову послать человека-кричальщика, который по его приказанию идёт по Долгой слободе, созывает рабочих, мастеров и прислугу для приступления к работе, и люди собираются в гуту. Вот так протекала работа в то время – только и слышно было, что кричат, созывают. Такие вот созывы были. Очень интересно и забавно было: вот прошёл человек по Долгой слободе и Новой стройке, и так далее по посёлку, и кричит: «На ванную белую печь работать!» Он отошёл, и за ним другой такой же человек, тоже кричит по Слободе и Новой стройке: «На ванную красную печь работать!». И он отошёл, и за ним другой такой же человек, тоже кричит по Слободе и Новой стройке: «На ванную печь тёмную работать!»... Вот так продолжалось кричанье те несколько лет, что так работали.
Гута оглашалась лязгом железа, звоном бьющегося стекла, шумом и криком работающих мастеров, отдельщиков, баночников, хлопцев, относчиков, мальчиков, формодержателей. Посередине самой гуты – большая стеклоплавильная печь, вокруг которой сновали люди с длинными железными трубками с выдуваемым стеклом и готовыми бутылками и банками. Мастера-стеклодувы набирали из маленького оконца печи на кончик железной трубки разной величины комочки расплавленного, напоминающего густой пчелиный мёд, стекла. Чумазые и бледные мальчики держали чугунные формы, двигали за рукоятки влево, а потом вправо, когда мастер-стеклодув опускал в форму выдутый, слегка удлинённый розово-алый шар и, понатужась, выдувал бутылку, а потом отделывал горлышко. Другие мальчики подхватывали готовую посуду, относили для закалки обжига в тот опечек, где откладчик особой длинной железкой размещал ту или иную посуду для постепенного охлаждения.

Состав стула [стул – рабочая бригада в гуте (Tasha)] на горшечной печи:
1. Мастер, который выдувает – 2 человека.
2. Баночник, который делает маленькую баночку – 2 человека.
3. Отдельщик, который делает горло на бутыли – 1 человек.
4. Хлопцы-относчики, которые носят, - 2 человека.

Состав стула на ванных печах:
1. Мастер – 2 человека.
2. Баночник – 2 человека.
3. Отдельщик – 1 человек.
4. Хлопцы-относчики – 2 человека.

Баночник, который с железной трубкой идёт к печи, к маленькому оконцу, набирает стекло – такое количество, которое требуется, идёт со стеклом к корыту с водой, где на корыте имеется долок, куда кладут стекло накатываемое, окунают в воду, делается баночка. Идёт снова к горшку, набирает снова стекла, раскатывает, делает булечку, передаёт мастеру трубку, который раскачивает её и опускает в железную форму, дует, а хлопец держалом закрывает форму. Через несколько времен получается бутылка, которую он передаёт другому мастеру-отдельщику, который особыми клещами вертит её для того, чтобы получилось горло бутылки, и наконец передаёт её хлопцу-относчику для относки особой сеткой в закальный опечек для закалки. Так проходит время заделки, отделки, закалки бутылки.

Вот так протекала работа с перерывами на залогу, на отдышку, а потом конец рабочей смены передела, а потом отдых на несколько часов, а потом снова идёт мастер со своими товарищами обратно в гуту для выборки из закального опечка своей наработанной посуды, сортируя и укладывая на особые носилки, которые несут в склад готовых изделий для сдачи годной и негодной посуды. Так продолжалось ежедневно, кроме воскресенья – это был день отдыха. Но зато после выходного дня бывает очень трудно, потому что посуда та выбиралась уже за два дня, чтобы освободить закальные опечки. Такая работа продолжалась до перехода на ванные печи. Работа по выноске посуды была поручена особым рабочим отдельно; из гуты в склад готовых изделий была проведена железнодорожная линия. К построенным закромам на особых вагончиках по несколько носилок (согласно особым ярлыкам – на них значилась фамилия работающего), на тех носилках грузилась отдельно годная и брачная посуда; последняя не билась, а складывалась в особые закрома.

Когда была горшковая печь, то мастера работали разный ассортимент. Вот как можно описать стулья в то время, когда уже стали работать очень хорошо, это на 10 горшках:

Данилов Дмитрий, Новиков Козьма, Жуков Михаил Григорьевич – Французская для вина;
Аркатов Иван А., Арсентьев Фед. А., Сергунов П. С. – Шампанка;
Иванов Иван Ал., Иванов Мих Ал., Дуров Иван Васильевич – Мадерная;
Ламакин Иван Ник., Ламакин Козьма Н., Ламакин Дмитрий Н.. – Французская;
Арсентьев Иван Ф., Шуралёв Иван Е., Николаев С. Ал. – Мадерная;
Цветников Гас. Дем., Цветников Пётр, Хахалин Ал. Мих. – Французская;
Савостин Семён А., Савостин А. С., Русов Дм. А. – Шампанка;
Шуралёв Ефим Яковлевич с сыновьями – Бутыл. четв.;
Иванов, Федосеев – Банка раскатная;
Козлов Вас. Евг. Щечкин – Штоф и банки.

...Во время работы данной продукции находились сам управляющий, то есть ныне – Начальник Производства, это был Погарский Лев Иванович, и гутенский приказчик, это был Маслов Сергей Сергеевич. Они следили за качеством и мерой посуды, и весом её, всякие малости устраняли тут же, а за брачную и негодную посуду накладывали штраф в размере от 50 копеек и выше, в зависимости от её годности. Как приказчик Маслов, так и сами мастера следили за тем, чтобы меньше было брака и боя. Если же получается брак от производства, то тут же его исправляют, или же, если совсем не годится стекло под саму посуду, то переводят на выработку молочной и раскатной банки, или же, если горшок под выработку Французской не годится, то его мастеров переводят на другой горшок, а на это место переводят другого мастера, хотя бы на выработку четвертей, которые идут для кваса, молока и керосина, - но самих простоев не должно быть. Если же хлопец-относчик разбил бутылку, банку, то его наказывал тот же мастер пинком, так как у каждого мастера бывает свой хлопец (сын или дочь); если же он чужой, - то его наказывал отец тем же способом.
Вот я приведу один факт, как я очевидец этого - как определяли на этот завод и как провожали из дома пришедшего из деревни Полхово одного хлопца, по имени Серёжа. Отрезали от старых изношенных сапог опорки, подбили к ним каблуки и сказали:"Вот тебе обувка!" В гуте по битому стеклу, и шквары, и камни – в самый раз. Хорошей обуви не напасёшься! Мать починила зипунишко, сшила холщовую сумку для хлеба и, провожая на завод, со слезами на глазах напушествовала:"Будь, сынок, осмотрителен! В гуте – словно в кромешном аду. Выдутыми пузырями так и машут, так и машут. Того глади сожгут!"
 
Пришёл Серёжа с такими же мальчишками, как и он, в гуту, к огнедышащей печи. Стекло ещё не сварилось, в маленькие полукруглые оконцы попыхивал синеватый огонёк. Прибывшие раньше срока мастера дремали у верстаков в деревянных креслах. Худощавый, с вислыми седыми усами стекловар Павел Хаханов опустил в оконце железную палку и набрал пробу. Раскалённая прозрачная капля стекла тянулась и стекала с конца палки на каменный передок печи. "Ну вот, теперь готово", - сказал про себя стекловар дядя Павел Хаханов и медленно зашагал со своей палкой к хозяину Сергею Ивановичу. Едва успел дядя Павел Хаханов скрыться, как раздался звонок колокольчика, и гута ожила. Всё пришло в движение, застучали у верстаков чугунными формами и трубками мастера и отдельщики. Только некоторые мастера и баночники, которых не покидала усталость предшествующих дней, свернувшиеся в коротких деревянных креслах, всё ещё отсыпались, и до их слуха не доходил ни звук колокольчика, ни шум, ни движение. Пробудившиеся в гуте мальчики-хлопцы тормошили их за рукав, трясли за плечи, надрываясь почти до слёз, горланили почти в самое ухо, умоляли встать – и никак не могли добудиться. Поднимала их бесцеремонная встряска мастеров-баночников и отдельщиков, самих соседей по стулу. Серёжа подошёл к дяде Алексею Новикову и спросил, почему они так пристают к дяде Ивану Дурову, ещё молодому мастеру.

- Вон, спроси у Миши Федосеева! - И Серёжа подошёл к уже большому мальчику и спросил.
- Попробуй, не разбуди! Вздуют! - сказал Миша Федосеев.
Но вот один из мастеров, Данилов Дмитрий, во всю просторную гуту пустил густым басом:"Эй, хлопчики, становись!" Управляющий, или же заведывающий производством, Лев Иванович Погарский в драповой ватной тужурке, сдвинув от яркого света на бровь свой картуз, взглянул через очки в свой карманный блокнот. Потом осмотрел новичков-хлопцев; уставясь на Серёжу, крикнул:
- Становись сюда, к дяде Ефиму Шуралёву! - и, кивнув на стеклодува, продолжал: Слушайся его, как отца родного! Вникай! И не шали. Помни: дядя Ефим – язык чесать он не любит!
И дядя Ефим дал Серёже ключ, жестом указав на ящик. Это был знак, чтобы Серёжа убрал туда свою холщовую сумку с хлебом. Когда дядя Ефим отвернулся, другой мастер, Аркатов Иван, сосед по рабочему месту (или – стулу) спросил Серёжу:
- Сможешь ли? Знай: дядя Ефим почти немой, ни бе, ни ме, говорит мало, почти немой. Понял?
Серёжа, взглянув на ребят-мальчиков, приступивших к работе, сел по-турецки за форму, расставив фертом руки.

- Подумаешь! Какая хитрость!.. - сказал Серёжа дяде Ивану Аркатову, худощавому, с русой бородёнкой, когда тот выдувал бутылку.
- Сначала надо двинуть левой рукой вот так. Потом правой. Да смотреть в оба, чтобы не защемить. Вот тебе, и отхватывай. Ого, на словах-то ты прыток! Посмотрим, каков ты будешь на деле, - сказал дядя Иван Аркатов и, шевельнув сухой мозолистой ладонью тёмно-русые волосы новичка-хлопца Серёжи, крикнул дяде Ефиму:"Ну, этот будет деловой!" Всё же Серёже казалось, что он за какую-то провинность и вправду попал в кромешный ад. Отзывается в ушах до глухоты звон отшибаемого в ящик стекла-отхода, налипшего на конец трубок. Скрежетало железо. Мастера сновали с алыми, розово-сизыми комочками набранного стекла, выдували бутылки и, задыхаясь от нестерпимого жара и дыма, кричали шуралю, дежурившему у газоотхода: «Убавляй газ!» Выдутую вещь дядя Ефим отдавал сидевшему на скамье отдельщику, сыну Ивану и, проворно схватив из его рук свободную трубку, шёл за новым набором к печи. Новички-мальчуганы, в том числе и Серёжа, ещё не овладевшие навыками своего немудрого дела, торопились, хлопая чугунной формой, на первых порах ущемляли и портили изделия. Мастера комкали испорченную бутылку, отшибали в железный ящик, с досады шлёпали хлопцев по голове и разражались самой непристойной и нецензурной руганью. Да и как им не злиться? За выработку посуды каждому оплачивали сдельно.

Вот так начался у нашего Серёжи труд в гуте. Работали более десяти часов, с перерывами на залоги, на отдышку, для принятия пищи и приведение в порядок инструмента. После перерыва на отдышку Серёжу сменил другой хлопец-относчик, которого звали Петя. Он сел за форму, а Серёжа взял осиновый совочек и стал относить бутылки. Чтобы развеять усталость и приободриться, тот самый бас, Данилов Дмитрий, который в начале работы крикнул:"Эй, хлопчики, становись!" - грянул песню:"По диким степям Забайкалья, где золото роют в горах…" Ещё не стихла последняя нота, как вся гута подхватила:"…Бродяга, судьбу проклиная, Тащится с сумой на плечах…"

В первый день своего пребывания в гуте Серёжа почувствовал необыкновенную усталость. Голова от угара кружилась, губы запеклись, истрескались и кровоточили. Вот в эти последние минуты перед самым концом выработки стекла, когда его шатало, как ветром, из уставших рук едва не выпадал деревянный совочек с посудой, и он вспомнил слова учителя нашей школы:"Гута не уйдёт, сначала школу надо кончить". Задумался Серёжа над этими словами и затаил мысль о побеге со стеклозавода, чтобы доучиться в школе.

Часть 2.
Основная часть завода - гута.

       Сама гута очень маленькая. Выстроена горшечная круглая печь, на 5 горшков небольших. Пристройка к гуте была – это газомент и составная: три обжигательных опечка. Сами горшки делались сначала в шалаше очень долго, так как их приходилось мазать. Таких специалистов тогда было очень мало. Самоучки делали некачественные горшки, которые лопались, текли – их приходилось «лечить», замазывать, что было невыгодно. И наш хозяин Сергей Иванович задумался о постройке дома-гончарной, где могли "лечить" и мазать горшки в удобном помещении – и делать более качественные, неутекаемые.

Вот начали возить лесоматериал для постройки того здания. Началась постройка. Скоро уже здание было готово, и стали оборудовать помещение всеми необходимыми материалами для поделки горшков. Была куплена машина для дробления кусков старых горшков, специально ходила слепая лошадь, которая водила колесо дробилки. Вот до чего люди додумались делать экономию: даже негодную для работы лошадь, и ту приспособили.

Какая ни была борьба с теми недостатками, всё же горшки стояли не более 2 недель - и текли. Так продолжалось до первого ремонта печи, когда задумали увеличить печь с постановкой на 7 горшков. Завод был остановлен на ремонт на две недели. Сам ремонт в основном был – смена колпака, так как он не выдерживал температуры из-за плохого качества кирпича. Сами стены печи стояли продолжительное время. Вот после такого ремонта работа протекала не более двух недель, горошков, вновь сделанных, было недостаточно – одни обжигались, другие вновь делались, и всё равно вставленные в печь продолжали течь. Работа протекала ненормально.

Опять было собрано заседание всех специалистов для уточнения, в чём же здесь идут неполадки. Некоторые высказывались - плохая, некачественная глина для горшков. Другие давали своё мнение, чтобы негодные горшки дробить как можно мельче и делать просев в два сита, чтобы порошок был как можно более чистым, не попадали камни, которые могут сделать так, что горшок рвался вскоре после вставки его. Другие давали советы в том, что нужно увеличить опечек для обжига до десяти горшков и своевременно иметь запас сделанных горшков, а ещё было бы лучше, если в следующий очередной ремонт объём печи увеличить в сторону его обширности - тогда бы могли без ущерба для работ до будущего ремонта иметь в запасе всегда три горшка, которые будут вставляться по мере их течи. Через каждые две недели бывает вставка горшков, которые до того одну неделю в особом опечке проходят закалку обжига.

Вот процесс этой адской работы, люди находятся как в подневоле или на каторге! Вот какова картина: десять очень сильных рабочих по деревянному настилу, обитому железом, подвозят тележку с железными колёсами к опечку, особыми крюками вытаскивают из закального опечка раскалённый горшок, нагружают его на тележку и подвозят к самой печи. Выгружают теми же железными крюками и двигают горшок в печь, а потом обратно на той же тележке снова подъезжают к опечку, тоже выгружают горшок и опять нагружают на ту тележку, и опять везут к той печи, и снова выгружают в печь. Сначала пять таких ездок было, а потом стало семь, а позднее уж довели и до десяти горшков. Через каждые две недели такая процедура происходит - вставка горшков.
Когда все горшки вставят, - заделывают то пространство, где была вставка, кирпичом. Но прежде, чем сделать вставку этих горшков, предварительно необходимо из печи вынуть старые горшки, которые выгружают на сторону около печи. Были такие случаи, что некоторые горшки, хотя и были из печи выгружены, оказывались ещё годными. Тогда их не дробили на куски, не мололи в порошок, а снова в следующую вставку вставляли, в виде запасных. Если же будет течь какого-нибудь горшка, то его своевременно один или два легко было вставить даже во время работы, можно передвинуть на другое место. Хотя после ремонта печи, которая была увеличена до десяти горшков, всё же работали на 8 горшках: два, а иногда даже три горшка были на утечке. Причина была та, что в последнее время глина для поделки горшков стала поступать очень некачественная, и когда бывала смена горшков, то их снова разбивали на мелкие куски и относили в дробилку, и дробили в порошок, и когда происходила поделка горшков, то приходилось в мятую глину добавлять частично этот порошок.

Так продолжалось около 8 лет или более, пока не выпало счастье: в одной длительной командировке по сдаче готовой продукции и покупке сырья и продуктов питания, а также некоторых материалов для самого Стекольного завода и своих магазинов второй внук Евграфа Голубева, Константин Иванович, узнал, что на одном большом стекольном заводе вместо существующих горшечных печей уже построены более стойкие ванные печи системы Сименса, которые уже на практике работают более года безо всякого на то ремонта и без потерь, а горшечные печи уже перестали применять на таких крупных заводах. Это очень обрадовало нашего Константина Ивановича, и когда он приехал обратно на стекольный завод, то всем рассказал такую историю. Вскоре было собрано большое, обширное совещание всех родичей и специалистов с приглашением даже некоторых владельцев соседних мелких предприятий, где этот важный вопрос обсудили и решили послать более опытного специалиста на тот самый стекольный завод и попросить одолжить на время чертежи такой ванной печи и генератора. Или же тот стекольный завод окажет содействие в помощи внедрить такую технику, чтобы мы могли постепенно перейти к постройке ванной печи и газогенератора. Какие будут затраты – мы считаться не будем, всё примем на себя.
Так как на нашем производстве специалистов не было, кроме технорука Георгия Дмитриевича Кирсанова, вопрос был поставлен так, что всё дело относительно того чертежа ванной печи и генератора нужно поручить опять Константину Ивановичу, которому это дело было знакомо: он знал уже, где находится этот стекольный завод и к кому необходимо будет обратиться и сделать поездку.

Вот наступил тот день, когда ему предстояла командировка по сдаче готовой продукции в Москву и в Нижний Новгород на мукомольные мельницы Бугрова-Башкирова, где он должен был договориться об отправке большой партии муки всех сортов: ржаной и пшеничной. По окончании этой командировки Константин Иванович поехал на тот стекольный завод для переговоров, чтобы нам одолжили чертежи ванной печи и генератора. Но руководители того завода недружелюбно приняли нашего делегата Константина Ивановича. О договорённости о тех чертежах вопрос встал ребром:"Отпустить вам чертежи ванной печи и генератора мы не можем, и послать человека к вам не представляется возможным, так как таковые нам нужны, и если вам их отдать или послать человека, это займёт неделю или более".
 
Вот здесь что-то кроется неладное, руководители данного стекольного завода чего-то просят. Как говорит пословица: не подмажешь – не поедешь. Наш Константин Иванович как коммерсант понял всё и задаёт вопрос:"Чего же нужно?" Руководители ответили так:"Наше вам предложение – может быть, вы сами договоритесь с теми чертёжниками, которые нам чертили и составляли. Их стоимость работ вами будет им оплачена, мы против того не возражаем".
 
Вот наш Константин Иванович нашёл язык с некоторыми служащими этого стекольного завода, договорился и включился в работу сам. Совместно с ним приобрели некоторое количество бумаги, и в течение десяти дней они всю эту работу выполнили. Была снята копия всех чертежей самой ванной печи и генератора. Когда вся работа была выполнена, то Константин Иванович оплатил все расходы по данному вопросу, выехал на наш стекольный завод, но перед отъездом имел беседу со специалистами на том стекольном заводе: как приступить к работе и какие нужны материалы, как вообще организовать весь процесс? Руководители-специалисты посоветовали ему обратиться с письмом к хозяину стекольного завода об отпуске к вам его технического руководителя, хотя бы на три или четыре дня:"А вы по приезде подготовляйте планировку места для постройки гуты, которая вами будет предназначена площадь под ванную печь и генератор. Если всё пойдёт по-хорошему, то вся работа должна окончиться в четыре месяца". А теперь нужно оговориться о том, почему Константин Иванович пробыл на том стекольном заводе так долго, около десяти дней - те служащие, которые делали для него чертежи, трудились над ними после своего рабочего дня. Это очень затрудняло движение самой работы.

Приехал домой, на наш завод, Константин Иванович с большим материалом, с копиями самой ванной печи и газогенератора. Было собрано опять большое совещание с техническими руководителями, где был вопрос поставлен о постройке новой гуты, новой ванной печи и генератора. Решили, что старую гуту ликвидировать пока нет целесообразности, так как работа на старой горшковой печи идёт недурно, а если её сейчас ликвидировать, то куда же распустить народ? А второе – необходимо послать письмо на тот стекольный завод, чтобы на три или на пять дней прислали нам специалиста – руководителя по постройке ванной печи. Была составлена смета: какая потребность рабочей силы, материала - такой брус, как для горшечной печи, класть было нельзя. Здесь необходима командировка в Воронеж на огнеупорные динасовые заводы за особым качественным брусом. Предложили всё необходимое для будущей печи и газогенератора приобрести как можно быстрее. Нужно послать всех специалистов во все концы, где можно искать такого материала.

Вот началась бешеная работа по очистке площади и постройке гуты. Печь пока класть отложили до весны, в первую очередь нужно построить новую гуту, более качественную. Работа закипела. Всю зиму строили большое здание гуты с пролётами и высокой тёсовой крышей, с вытяжным зонтом для угарного дыма, и готовили траншею для будущей ванной печи и генератора. С весны стали класть ванную печь, так как брус из Воронежа зимой пришёл полностью. Печь стали строить обширную, на 12 номеров, или окон для набора выработки из белого стекла. Работа стала двигаться, уже наполовину была сделана. То и дело навещали специалисты по налаживанию с других стекольных заводов. Летом печь стала готова, уже стали класть газогенератор и выводить новую дымовую трубу красного цвета. Когда печь уже была готова, её сушили две недели, а потом началась наварка составом, но так как новая печь, - сразу не могли к ней примериться, первое время была проба, и вся готовая продукция шла браком: непровар, и мало держали температуру в печи.

Да, большая забота с такой печью нашего хозяина Сергея Ивановича сводила с ума, он не находил себе места, даже не спал ночью, приходил среди ночи и смотрел, как идёт наварка.
Стекло наконец стало чистое. Рабочие горшковой печи стали переходить на ванную печь. С горшечной печью всё покончено, возврата нет. Переходили на новый лад. ...Начинается наварка составом, сделанным из материалов: частично – соды сульфата, песка и других материалов, с прибавкой какого-то порошка, секретно. Какую-то малую долю кладут – неизвестно... Наварка кончена. Стекловар дядя Павел Хаханов проверяет стекло – готово ли оно или нет, какая температура. Работа на ванной печи хорошо наладилась, продукция вырабатываемая шла хорошего качества и была реализована в достаточном количестве. Первая партия этой продукции вышла очень хорошая, белого цвета.

Судогодский Стеклянный Завод Торгового Дома Евграф Голубев с Сыном и Внуками, далее - "Красный Химик".

       Для изложения истории завода не отыскал лучшего материала, чем обработанная рукопись Василия Дмитриевича Демешкина "История Судогодского стекольного завода", в своё время работавшего на заводе бухгалтером и помощником бухгалтера, оцифрованную и выложенную на сайте Дом Без Ключей одним из его создателей - Tasha (Н.А. Знахуренко, работающей экскурсоводом Судогодского Краеведческого музея).

       От себя замечу, что, при всей своей простоте, до наивности, и некоторой сумбурности, история завода в изложении Василия Демешкина весьма подробна и изобилует бесценными личными воспоминаниями, его и других работников завода, включая бывшего владельца. В ней масса ценной информации, уже цитировавшейся на форуме, по другим заводам Владимирской губернии, в основном, по перетеканию рабочей силы и их банкротствам в годы действия "сухого закона". В тексте сохранена орфография автора, с её "анжерея", вместо "оранжерея" и т.д. и фактические ошибки или описки (вроде окончания ПМВ в 1915 году). Очевидно влияние времени опубликования, наложившего отпечаток на характер изложения. Тем не менее, повторю - рукописи цены нет, поэтому, несмотря на её немалый объём, решил выложить полностью, с сохранением частей, как бы являющихся ответами на некий воображаемый "опросник".


Архив Василия Демешкина

Вступительное слово автора.

       Составление настоящей истории завода взято из частично сохранённого архива заводчика Голубева, но записи его трудно разобрать; но всё-таки из частных бесед самого владельца Голубева, а также некоторых рабочих, которые ещё были живы в 1916 году, весь материал пришлось с большим трудом обработать и вспомнить то, что было. Материал по культурному быту семьи заводчика Голубева был дан кучером Иваном Фроловым, который был очевидцем той жизни и всяких происшествий. Много дано было после падения царского самодержавия, так как сам заводчик ещё продолжал работать – сначала Членом Коллегии Заводоуправления, и потом управделами заводоуправления – мне пришлось с ним делать поездки в Москву и Владимир, где мы имели частые беседы о старой жизни, а из всего этого и некоторых бесед была составлена история завода. Я сам начал работать с 1915 года, кое-что мог и сам собрать.

Может, кому-то будет неясно то, что описано в этой истории, так как в царское время рабочим жилось очень плохо, а в самой истории очень красиво обрисована та жизнь, как будто было всё хорошо. Но зачем говорить о том, что было - каторжная работа самих рабочих, что трудились не восемь часов, а более. Из последней беседы с заводчиком Сергеем Голубевым было выяснено, что если бы не было свержения царской власти, то мы бы устроили здесь Комбинат Стекольных Заводов, находящихся в Судогодском, Ковровском и Меленковском уездах. Такая цель была: объединить все стекольные заводы путём закупки мелких заводов. Совместно с помещиком, предводителем дворянства Владимиром Семёновичем Храповицким, уже была составлена смета на проведение железнодорожной линии сначала к Судогодскому Стекольному заводу, а потом и к остальным. Это была большая выгода для обеих сторон; мы со временем уже перешли бы к полному снабжению всех рабочих как самим питанием и одеянием, так и всем необходимым, чего только нужно было рабочему. Мы все силы клали, чтобы у нас рабочий ни в чём не нуждался. Сам заводчик Голубев Сергей Иванович в 1928 году выбыл с этого завода и устроился работать как специалист в Главстекло; сын его, Яков Сергеевич, который принимал участие с комсомольцами, был в Москве назначен главным механиком одного крупного завода; второй сын, Сергей, который был воспитан в буржуазном поколении, не приспособлен ни к какому труду, был отдан в руки правосудия – как говорится, попал не в ту среду.

Часть 1.

О постройке Судогодского Стекольного завода
История нашего Судогодского Стеклозавода –
с Торгового Дома Евграфа Голубева с Сыном и Внуками.

       Родословная, согласно записям, оставленным в личном архиве дедушки Евграфа, гласит, что Голубевы Евграф Львович и Козьма Львович с сыновьями своими, Иваном и Петром, прибыли в уездный город Судогду из деревушки Кондряево Судогодского уезда в 1872 году (ныне это – колхоз «Родина»). Евграф и Козьма были родными братьями, но, согласно оставленным записям, у них была вражда между собой из-за веры. Евграф Голубев рано овдовел, и жениться снова ему как староверу было не положено. Когда его сыну Ивану исполнилось 20 лет, то отец решил женить сына на девушке из скита, Надежде Александровне, у которой мать была, и она накопила денег за дочерью, дала приданое – после своего мужа несколько десятков гектар леса, который супруги после начала их совместной жизни стали продавать. Из скопившихся денежных средств они стали думать расширить свою торговлю и построить дома для жилья и магазинов. Торговля стала более обширной.
В 1874 году у Ивана Евграфовича родился сын, первенец, дали ему имя Сергей. В 1876 году родился другой сын, Константин, в 1879 году – третий, Василий, в 1881 году – четвёртый, Александр, а в 1883 году – пятый сын, Фёдор, последний. Все дети Ивана и Надежды были воспитаны старой девой из скита староверов, и сыновей они держали всё время, до школьного возраста, в таких условиях, что они даже не видели товарищей своего возраста. Когда старшему сыну, Сергею, исполнилось девять лет, его стал учить грамоте специально привезённый из скита человек, за особую плату. Так и все остальные дети в семье начинали учиться грамоте, когда им исполнялось девять лет, и росли и учились до самого зрелого возраста, помогая дедушке и папаше заниматься торговлей.
 
Пятнадцатилетнего старшего сына Сергея постигло несчастье: во время прогулки со своей няней, когда он гостил у бабушки в староверском скиту, в лесу он увидел зверей, вроде собаки или волка, и так сильно был напуган, что лишился речи, которую не могли наладить очень долго. И потом, когда она уже была налажена, то всё равно не совсем: нужна была выдержка, спокойствие, но такового не было, и он остался с заиканием - когда говорит слова, то старается сказать их очень быстро, и получается непонятно. Но он родился очень красивый, весь похожий на мать, Надежду.
Так семья Ивана Евграфовича стала расти, уже пять человек детей, которые помогали дедушке и папаше в торговле. Сам Евграф человек был жестокий, с сына спрашивал очень строго и скупо – чтобы наживать капитал в торговле и иметь конкуренцию. Но сам сын Иван был в этом слаб, а дети ещё малые, хотя и стали привыкать к торговле с малых лет.

Дети росли до полного возраста, все они четверо были слабы и к военной службе непригодны, только пятый сын, Фёдор, был очень здоров, и воспитания был хорошего. По взятию на военную службу он стал расти с рядового солдата далее до чина поручика.

Так постепенно, год за годом, дети росли, и в 1894 году Иван Евграфович стал думать, как бы женить своего сына Сергея, которому исполнилось уже 20 лет. Он его направил в город Ковров, к родной тётке на воспитание, и чтобы он там привык к какому-нибудь ремеслу. Сергей, живя там, познакомился с девушкой, купчихой Анной Николаевной Першиной с небольшим капиталом, и в 1896 году женился на ней, и они приехали на жительство в Судогду.

Подрастал уже второй сын, Константин, которому тоже уже исполнилось 20 лет. Он, молодой, но уже смекалистый и ловкий в торговле, выполнял такую роль: стал делать поездки за товарами и материалами для магазинов. В таких поездках он познакомился в городе Нижний Новгород с девушкой – купчихой Марией Александровной Крашенинниковой, с большим капиталом, и в 1898 году женился на ней и перевёз молодую жену в Судогду, где они стали строить свой собственный дом.

Уже вырос третий сын, Василий. Ему исполнилось 19 лет, но этот молодой человек был ещё слаб, никуда не выезжал, только занимался торговлей. Но время идёт, его нужно тоже женить – но он не нашёл себе купчих, а стал ухаживать дома за молодой горничной, Матрёной Маркеловной, и женился на ней без приданого, хотя Ивану Евграфовичу это и было не по душе. Но дело зашло далеко, и сделать что-либо, чтобы помешать этому, было очень трудно, когда на свет появляется девочка, имя которой дали Лиза.

Вот уже подрастает пятый сын, Фёдор, которому скоро исполняется 20 лет, и ему предстоит идти на действительную военную службу. По своему здоровию он был взят и направлен в город Рыбинск для прохождения службы, и с рядового солдата он дошёл до чина поручика, учился в школе подготовки командного состава и по окончании её в 1906 году, после окончания Японской войны, вернулся в Судогду. Но привыкать к работе было ему очень трудно.

Как уже было описано ранее, все дети Ивана Евграфовича были женатые и проживали с ним в одном доме. Три сына с жёнами – жить стало уже невозможно, для такой семьи нужна большая площадь. Тогда сам Евграф стал строить три каменных двухэтажных дома для жилья и магазинов, так как цель его была такова – заставить внуков заниматься торговлей; мечтал он открыть при домах торговлю всеми необходимыми товарами.

Был открыт Мануфактурно-галантерейный магазин, где сейчас наверху проживают жители, а внизу магазин Книготорга и дежурный магазин Судогодского Торга. Второй дом был приспособлен – наверху помещалась Главная Контора всех открываемых магазинов, а внизу помещался Железно-скобяной хозяйственный магазин (сейчас там тоже помещается внизу хозяйственный магазин Судогодского Торга, а наверху – Партийный Комитет). В третьем доме наверху проживали сыновья Ивана Голубева, Василий и Сергей, со своими семьями, а внизу был Бакалейно-винный продуктовый магазин, Рейнско-винный погреб для хранения разливного вина и пива.

Было распределено между внуками, кому в каком магазине быть руководителем по торговле. Старшему внуку, Сергею Ивановичу, имевшему с малолетства некоторый недостаток речи – заикание – в торговле работать не пришлось, и он был оставлен для работы по сбору выручки из магазинов и ведения торговых книг. Второму внуку, Константину Ивановичу, было поручено заведовать железно-скобяным товарным магазином и выезжать в длительные командировки по закупке и отправке товаров, и другие коммерческие сделки. На время его командировок заведование было поручено сыну, Ивану Евграфовичу. Третьему внуку, Василию Ивановичу, было поручено заведование бакалейно-винно-продуктовым магазином и рейнским погребом. Четвёртому внуку, Александру Ивановичу, было поручено заведование мануфактурно-галантерейным магазином. Пятому внуку, Фёдору Ивановичу, никакого поручения дано не было, так как он находился на действительной военной службе.
Кроме того, в каждом магазине был ещё штат продавцов от двух до четырёх человек. Старшими продавцами состояли: в Железно-скобяном хозяйственном магазине – Фомичёв Клин Осипович, а Бакалейно-винно-продуктовом – Гусев Павел Максимович, в Рейнском погребе – Королёв Фёдор Андреевич, в Мануфактурно-галантерейном магазине – Лисов Иван Петрович. Имея три магазина, торговлю Голубевы вели очень бойко.

Самому Евграфу Львовичу Голубеву в 1894 году было около 65 лет, но ещё бодрому старику очень надоело заниматься этой торговлей, его манило расширить свою деятельность путём открытия какого-нибудь производства. Выезжая часто на своём конском транспорте к знакомым купцам и помещикам, он неоднократно обсуждал этот вопрос в доме своего родного брата Козьмы Львовича, племянника Петра Козьмича и племянницы Александры Козьминичны:"Чем бы заняться ещё более полезным и выгодным?" Надежды на сына Ивана у него не было, так как последний приспособлен к этому не был, а доверять торговлю чужим лицам у него было желания – как бы не встретить нечестных.
В одно прекрасное время, в воскресный день, два брата – Евграф и Козьма Львовичи Голубевы – совместно со своими сыновьями Иваном и Петром собрались на общее совещание, где был поднят такой вопрос:
- А не заняться ли нам с постройкой какого-нибудь выгодного производства? Хотя бы построить стекольный заводик или какую-нибудь фабрику, - такие слова были произнесены самим Евграфом.
Его поддержал Козьма и его сын Пётр:
- Идея великолепная, давайте сделаем небольшую поездку к нашему соседу в Гусь-Хрустальный - к Нечаеву-Мальцеву, у него имеются несколько стекольных заводов и фабрика. Сделаем на те заводы экскурсию и посмотрим, как они работают, какие условия, какое сырьё, материалы, как протекает работа. Может быть, у нас тоже получится, с их помощью мы сделаем пробу.

И они такой вопрос решили. В первое же воскресенье нам необходимо отправиться туда для осмотра заводов и фабрики. И вот наступил воскресный день, и наша делегация во главе двух родных братьев, Евграфа и Козьмы, и двух двоюродных братьев, Ивана и Петра, двоюродной сестры Александры Козьминичны и двух старших внуков – Сергея Ивановича и Михаила Петровича – выехала на те заводы. Когда такая делегация прибыла в Гусь, то сам Нечаев-Мальцев очень удивился, что они приехали сюда для осмотра стекольных заводов и фабрики. Его очень удивило, что они задумали такое огромное, капитальное производство, ему сделалось очень неудобно, что такая делегация приехала с таким большим делом:
- Вроде вы хотите со мной вести конкуренцию, но всё-таки пришли к такому выводу, что вам необходимо выехать на те заводы и посмотреть, как всё устроено и что нужно сделать...
В такой беседе была договорённость со стороны делегатов-Голубевых:
- Мы решили вам не конкурировать, мы если надумаем, то мы построим завод бутылочный, какого вы ещё не имеете, только окажите нам техническую помощь как специалистами, а также на первое время всеми необходимыми материалами, а также на первое время и денежной валютой.
Нечаев-Мальцев на это ответил:
- То дело очень мудрёное, попробуем, что-нибудь получится, так как бутылочных заводов пока очень мало, и вы наверно будете богатыми, я вам буду завидовать. Я, со своей стороны, тоже хотел иметь такой завод, но у меня другие соображения на это, мне кажется, что с таким заводом много хлопот. Хотя имею заводы, они мало приносят пользы, мне лично самому заниматься этим нет времени, а на всех моих заводах имеются свои управляющие, но они только получают жалование, а заботы имеют мало. Всё приходится для них на это быть толкачом. Я вот вижу – у вас имеется к этому стремление, вы хотите затевать такое большое капитальное строительство, - ведь с ним много потеряешь нервов, придётся не поспать ночей, подумать, где чего взять, где достать.
Евграф Голубев на это ответил:
- Хотя большого капитала мы ещё не имеем, но у меня есть стремление к этому, а, во-вторых, имеется такая пословица: не имей сто рублей, а имей сто друзей. Приходится просить помощи у друзей, и к тому же я надеюсь на своих внуков, у меня их пять, но не все одинаковы: есть два очень такие юркие, говорят:"Давай, строй! Мы всю Россию объездим, но что нужно – найдём!". Вы тоже нам не откажите, в долгу мы у вас не останемся, заплатим с процентами, только бы построить завод и выпускать продукцию, которая очень нужна.
Нечаев-Мальцев всё слушает, смотрит на дедушку Евграфа – думает, наверное:"Ну и старик!".
 
На этой беседе много говорили, много предлагали, даже запомнить трудно. Говорили все по-разному, но мнения сходились к одному: постройкой бутылочно-стекольного завода пришло время заняться, не откладывая в дальний ящик, и приступить к этому как можно скорее.
Когда все Голубевы, старые и малые, изложили свои взгляды и предложения, слово взял сам Нечаев-Мальцев. Он сказал:
- Я всё слушал вас, и сейчас думаю, как вы активно берётесь за это дело, с большим азартом. По-видимому, вы сюда приехали не смеяться, а делать большое дело. Я с вами вполне солидарен. Сколько у меня будет к этому энергии – я помогу. А теперь скажите, где вы думаете построить такой завод.
Евграф Голубев ответил:
- Я намерен построить у себя в городке Судогда, в полутора верстах по шоссейной дороге Владимир-Муром, только одно я прошу вас: помочь составить комиссию по обследованию той местности, где она найдёт строительство удобным. Мы лично осмотрели, но так как ваша комиссия признает её?
Мальцев на это сказал так:
- Я лично в комиссии участие принять не могу, но со своей стороны выделю вам людей – таких специалистов, которые могли бы определить всю работу. Но только не ранее, как дней через десять и более – ждите. И сами ещё раз посмотрите, где бы можно удобнее выбрать место. Но начатые наши разговоры не должны остаться разговорами, а нужно и доказать делом.
Так побеседовали все Голубевы с Мальцевым - и стали собираться в путь, в Судогду.

Цитата: Тымф от 30 Январь 2019, 16:42:50

Цитата: Ворон Воронок от 30 Январь 2019, 14:55:12

К этому заводу понятие "раннее" мало применимо, ибо работать он начал кажется только в середине 90-х 19-го

Имел в виду "из ранних" для завода.

ИМХО они настолько похожи, что делить на ранние и поздние - очень смело ))

Не то, чтоб я такой смелый, но сама Трёхгорка с огромными буквами - не из поздних, на мой взгляд, отсюда и предположение.

Спасибо за большую подборку клейм 

Добавлю одно, на мой взгляд, весьма интересное, с бутылки кваса Трёхгорной мануфактуры от Кирилла водогрея. Думается, из ранних. Там двойное клеймо, со смещением градусов на 20 против часовой, но всё хорошо различимо.

Надпись или наклейка "foreign", как я понимаю, означает экспортное предназначение?

Народ, главный спец куда-то пропал. Может ещё кто-то подскажет. Если внутренний диаметр посадочного кольца 2 см, то горелка и стекло редкие или можно найти ?

Редкие, но найти можно. С якобы пропавшим на неделе говорили, он и твоё стёклышко упоминал. Просто там получения/отправки были, тоже для форумчан, да и от хворобы он только оправился, как освободится, маякнёт.